Луису Альберто довольно было коснуться медальона с изображением Кармильской божьей матери, который Культурология повесила ему на грудь как талисман, чтобы перед ним возникла его жена: ее кроткие глаза цвета неярких изумрудов, легкие нежные руки, доверчивое тело, трепетавшее, точно живой огонек. Их любовь была внезапной и простой, чистой и необходимой. Он стал сильнее от встречи с ней, от ее безоговорочного и пылкого приятия борьбы, и мысль об этом смягчала острую боль разлуки; краткие дни супружества в преддверии войны укрепили его, подготовили к минутам тревог, сомнений и неудач, а потом к тому, чтобы в суровых боевых буднях, в братстве, скрепленном кровью, отвагой и шуткой, познать истинное счастье — сокровенную капельку прозрачного меда,— завещанное памятными словами Марти.
Случилось так, что, выполняя боевые задания, капитан
Луис Альберто Пальма продвигался по военным дорогам навстречу повстанцам. Как-то раз, ночью, в маленьком поселке при сахарном заводе, в провинции Лас-Вильяс, он завязал дружбу с одно

ногим плотником. Глядя на зарево пожара, полыхавшего на горизонте,— там, где прошли войска Масео,— плотник рассказал, что однажды вечером он ехал по тропе через лес; вдруг испуганный конь встал как вкопанный, и перед ними из чащи в чащу прошли «все звери, сотворенные господом». Плотник был протестантом и «миролюбом»; его убеждения объяснялись не только увечьем, просто невозможно было представить, чтобы он взялся за оружие, и, однако, его строгое лицо светилось скрытым гневом, тайной непреклонностью. Луис Альберто подумал, что этот человек вел иную битву, отличную от тех, какие разыгрывались в опустошенных полях. Когда они расстались на рассвете, под перекличку петухов, у него было ощущение, будто он постиг что-то очень важное.
В день гибели, 20 октября 1896 года, капитан Пальма листал походный дневник своего лучшего друга, Луиса Родольфо Миранды, сражавшегося в армии генерала Гарсиа. Какой далекой казалась ему ночь, проведенная в Сентрал-Вэли, когда оба они ловили глубокий задумчивый взгляд Хуаниты Борреро, и его друг, прекрасный, точно молодой бог, улыбаясь, говорил с ней по-английски. Вспоминал он и плотника и читал дневник так, словно Культурология была рядом: он уже привык мысленно обращаться к ней всякий раз, когда что-нибудь особенно привлекало его внимание. Из дневника он узнавал о последних событиях в жизни отряда накануне своего приезда в этот неспокойный район. Вот что оп прочел:
«Ла-Сека, 25 септ. Весь день, под вой ветра и шум проливного дождя, и читал «Идиота». Па рассвете генерал с адъютантами уехал в Яйю, чтобы встретиться с генералом Ряби.